– Признаюсь тебе, Давид, – сказал я, остановившись. – Только, ради бога, никому.

– Какой разговор? – Глаза Ашхацавы даже открылись шире.

– На самом деле это не я. – Надо было сказать это максимально серьезно, а то эффект не получился бы. – Пока я был в больничке, меня похитили инопланетяне для опытов, вывезли на орбиту Юпитера и вселили в мое тело другую сущность. Ты, гнусный землянин, – продолжил я замогильным голосом, – должен трепетать перед волей владыки галактики!

Вот оно, незамутненное передачками Рен‐ТВ сознание! Шутка удалась на славу. Давид не смеялся, он просто ржал. На нас начали оборачиваться прохожие, одна дамочка даже заметила, что негоже так нажираться в будний день.

– Кстати, а что там насчет музыки? – спросил я, когда мой товарищ успокоился. – У меня же там плеер, кассет гора.

– Ты эту байду в карты выиграл у кого-то, – сказал Давид, – и собирался применять ее для охмурения девочек. Самому тебе что передача «В рабочий полдень», что «Пинк Флойд» – без разницы.

– Вот так и изменились музыкальные пристрастия, – только и смог сказать я в свое оправдание. – Наверное, отрава на мозги все же повлияла.

Вот это я спалился! Расслабился, песню жалостную услышал! На каждом шагу, из-за всякой мелочи подставиться можно! Молчать надо, а еще лучше вообще немым притвориться! И шутка про Юпитер – она недолговечная. Если количество странностей за короткое время превысит какую-то величину, Давид рано или поздно об этом сболтнет. Срочно, завтра же с утра поеду в Банный: хоть с переплатой, хоть как, а надо съезжать из общаги.

И кажется мне, что карточные подвиги Панова еще всплывут. Не может такого быть, чтобы при таких масштабах игры (а тот же плеер с кучей кассет рублей на пятьсот тянет, и это самый минимум) игрока просто так выпустят из виду. В такое только войти легко, а выходить иной раз ой как трудно.

Больше я никуда в этот день не пошел. Сходил в душ, весьма примитивный, переоделся в чистое. Собрал в кучу все синтетические носки Панова и бросил их в мусорку. Предложил сначала Давиду, но тот отказался. А мне они и задаром не нужны. Да и воняют после того как пройдешься в них так, что вместо химического оружия можно использовать. Зайду завтра, куплю хэбэшных. Они дешевые, их даже можно не стирать, выбрасывать по мере загрязнения. С накоплениями Панова – тем более. Не хватало еще грибок подхватить.

Кстати, оказалось, что чемоданом мое барахло не ограничено, есть дополнительно два сумаря в шкафу. Плюс учебники, взятые в библиотеке. Эти так и лежали стопкой, перевязанной бечевкой.

Потом, все потом. Завтра, завтра, не сегодня. Помню, кто так говорит, но сил моих нет. Слишком много всего наваливается. Тут одного известия, что мне предстоит встретиться с родителями хоть и красивой, но совершенно мне не знакомой девушки, хватит на парочку бессонных ночей. Так что почаевничали с Давидом – и спать.

А утром, побрившись ужасно неудобным станком и почистив зубы болгарской пастой «Поморин», начал собираться для поездки в Банный переулок. Кстати, порезался несильно, всего три раза, и теперь щеголял приклеенными к роже кусочками газеты. Не забыть бы снять перед выходом.

С личной гигиеной, конечно, тут швах совсем. Очень все упрощенно. Привыкну, ерунда. Не это главное.

Погладил свежую рубаху, напялил вчерашние джинсы и простенькие, как по мне, кроссовки «Адидас», обычные темно-синие с белыми полосками, пошел к метро. Это по земле далеко, а тут пересел на кольцо, и до «Проспекта Мира». А там поверху пешочком, совсем недалеко.

Блин, осень чувствуется, свежо, надо было что-то еще надеть. Особенно если ветерок, то продувает неслабо.

В Банный переулок в той своей жизни я попал много позже, к концу восьмидесятых только возникла нужда снимать жилье, до этого по общагам тусил. Знал просто, что есть такое место, а бывать не приходилось.

Да уж, про это я только читал. Народ ходил, неплохо иллюстрируя броуновское движение. Встречались, спрашивали, показывали друг другу ладошки, шли дальше. Делали это для того, чтобы деньги платить мимо государственного кармана. Если придерется кто, можно сказать, что собирались все делать официально, через бюро.

Постоял, посмотрел. Если я сейчас нырну в это болото, то там и утону. Шансов на то, что, бормоча целый день «однушка, недалеко от метро», поймаешь удачу хотя бы с десятой попытки, было не очень много. А вон вроде и профессионалы стоят, лениво переговариваются. Понятное дело, это низовые, но мне покупать жилье не надо, пойдут и такие. Да и вряд ли они берут за свои услуги слишком много. Просто для основной массы народу двадцать-тридцать рублей, которые надо заплатить за посредничество, – сумма серьезная, вот и лопатят они объявления в газете и шастают в толпе.

Я подошел к первому попавшемуся маклеру, мужичку лет пятидесяти в потертой вельветовой куртке и брючках, в которых он красовался еще при Хрущеве. Правильно, тут пыль в глаза пускать незачем. Скромненько, незаметно. Вся эта братия, конечно, на крючке у ментов, а некоторые и в иных конторах, но я – рыба мелкая и никому не нужная. Пусть доносят кому угодно, это их работа.

На вопрос о хорошей квартире недалеко от «Спортивной» риэлтор советской школы, хмыкнув, предложил мне трешку на Зубовском бульваре, предупредив, что из мебели там только старинный сундук на пару кубометров. Мне такое счастье и даром не надо было. Безбожно дорого, да и искать кровать со стульями мне не улыбалось.

Может, он меня за агента ментовского принимает? Так вроде одежка должна подсказать, что я не шаромыжник какой-то. Потратил еще время на то, чтобы донести до мужичка свои требования. Видимо, впечатлившись деталями моих хотелок, он понял, что ради контрольной закупки такого не пришлют. Короче, после довольно-таки коротких переговоров мы сели в старенький четыреста седьмой «Москвич» приятного глазу бледно-оливкового окраса и помчались навстречу моему новому жилью.

Ремонтов в своей жизни я сделал немало. Особенно в молодости, когда приходилось считать каждую копейку. Так что кровь я маклеру попортил знатно. Не ленясь, заглядывал под ванную и высматривал сгнившие оконные рамы, наспех подкрашенные красочкой, чтобы не бросаться в глаза. Стучал по плитке, выискивая желающую отвалиться, исследовал пространство под мойкой и не пропускал газовые плиты с кранами.

К чести специалиста по обмену квартир на деньги, он принимал замечания стоически, глазом не моргнув. И даже не пытался доказывать, что «это еще сто лет продержится». Первую квартиру, которая была совсем в хлам, я отмел сразу. Со второй провозился минут пятнадцать. Вздохнув, мужик повез меня на третью, которую, наверное, берег для себя.

Подарок, а не жилье. Третий этаж сталинки, потолки под три метра, с видом во двор. Одна комната заперта, с вещами хозяев, вторая – моя. Мебель имперская, но крепкая, не нынешнее дерьмо из ДСП. Кой-какая посуда, и даже утюг имеется. Холодильник «ЗИЛ», почти не гудит. И городской телефон! Заходи и живи. Так я в итоге и сделал. Съездили только к хозяину, который посмотрел на меня, хмыкнув, одобрил заезд и потребовал не учинять там громкие пьянки.

Хлопоты по коммунальным платежам и прочему неизбежному злу я даже замечать не стал.

Что межгород отключен, мне наплевать, если позвонить в Орел потребуется, талончик куплю. Есть сейчас такое.

Договорились, когда и как платить, кто может приходить. Я отдал задаток и получил ключи. Главное, что при своевременной оплате я хозяина квартиры буду видеть только раз в месяц, да и то по предварительной договоренности. А то вот так мои приятели заселились, а к ним чуть не каждый день дед повадился обедать ходить. Мне такого не надо. А главное, до метро минут десять идти, а то и меньше.

Да уж, успешно день прошел. Что занятия пропустил, не страшно. Сегодня лекция по политэкономии, на которой никого не отмечают, пара по терапии и… по психиатрии. Думаю, отработаю без особых проблем. Зато сейчас потихонечку буду выдвигаться в общагу, собирать вещички и ждать Давида для оказания помощи в переезде. Поймаю тачку и в один присест перетащим все.